На примирение Ирана и саудитов Байден ответил маразмом

В Пекине произошло сенсационное событие: представители Ирана и Саудовской Аравии договорились двигаться от кровной вражды к добрососедству. Это ломает всю архитектуру на Ближнем Востоке, которую создали под себя американцы. И первую реакцию президента США можно было бы счесть шоком, если бы мы не знали про Джо Байдена еще кое-что.

Соглашение, заключенное между иранцами и саудитами, наверняка войдет в учебники, если только его не разнесет на ухабах очередного исторического поворота.

Но определяющая роль в нем наверняка принадлежит энергичному наследному принцу и премьеру саудитов Мухаммеду – главному мотору внешне- и внутриполитических реформ в королевстве. Ему 37 лет, его отцу – королю Салману – недавно исполнилось 87. Наследник готовится прийти всерьез и надолго.

Формально стороны договорились только о начале процесса нормализации отношений и о первом шаге – открытии посольств. Но это первый за долгие десятилетия шаг в сторону от большого цивилизационного конфликта. Противостояние Тегерана и Эр-Рияда было определяющим фактором не только региональной политики и даже политики глобальной, но и топливом в противостоянии суннитов и шиитов, которое, к сожалению, происходит не только на богословских диспутах.

В период горячей фазы войны в Сирии это выливалось по сути в этнические чистки, только проводили их по религиозному принципу.

В том числе и поэтому ирано-саудовские договоренности стали чем-то сенсационным. Ничего подобного не ждали, наоборот, опасались перехода конфликта в стадию полноценной войны, которые обе стороны, наверняка, объявили бы священной.

Еще в конце осени эту войну пророчили американские СМИ, а российские эксперты, хотя и стучали по дереву, все же признавали: причин для нее много, и она стала бы – не дай Аллах – крайне жестокой.

Разумеется, теологические разногласия – не главная причина для взаимной ненависти. Просто она первая – раскол произошел сразу после смерти пророка Мухаммеда. Шииты – те, кто считал его единственным законным преемником имама Али. У суннитов образовались собственные халифаты. Но на первом этапе земли, где сейчас находятся и Иран, и Саудовская Аравия, подчинялись именно Али.

Создание саудовского государства уже в XX веке было сопряжено с разрушением шиитских святынь в священных для всех мусульман городах – Мекке и Медине, причем сделали это войска основателя правящей династии. Так религиозный конфликт закрепился в виде бесконечных прокси-войн между Тегераном и Эр-Риядом, которые перманентно рисковали сорваться в войну на уничтожение.

При шахе Пехлеви отношения с семьей Саудов были более-менее нормальными, но это была абсолютно искусственная ситуация. Тогда они у Ирана даже с Израилем были нормальными, поскольку Тегеран ориентировался строго на США и жестко пресекал любое недовольство действиями своей немногочисленной элиты.

Спровоцированная таким режимом исламская революция и приход к власти аятоллы Хомейни обрушили эти отношения так же, как обрушил отношения России с Европой большевистский переворот 1917 года.

Владимир Ленин продвигал идею мировой революции и свержения прежде всего европейских королей и правительств. Хомейни – идею мировой исламской революции, которая сокрушила бы светские режимы и проамериканские монархии, а прежде всего саудитов, контролирующих Мекку и Медину.

Ударной силой такой революции и аятоллы, и саудиты видят проживающих в королевстве шиитов. Эр-Рияд воспринимает их как опасных сепаратистов и поэтому, и потому, что проживают шииты довольно компактно – в Восточной провинции. Основные нефтяные запасы королевства тоже находятся там.

Поэтому ряды наиболее активных шиитов, включая проповедников, саудовцы периодически проряжают. С казни нескольких знаковых лиц на фоне резни в Сирии и началась нынешняя стадия конфликта, о завершении которой, казалось, никто даже не думал: в 2016-м иранцы разнесли саудовское посольство и отношения были разорваны на государственном уровне.

Обратить конфликт вспять удалось при посредничестве Китая, на его территории (переговоры проходили в Пекине) и в присутствии главного китайского дипломата по партийной линии Ван И. Теперь Компартия будет претендовать на роль главного миротворца и наверняка – небезосновательно.

По большому счету, Нобелевскую премию Мира прежде именно за такие вещи присуждали, пока не начали присуждать черт знает за что.

Но даже в том случае, если роль Китая второстепенна (как, например, роль Белоруссии в подписании Минских соглашений), в медиа-пространстве он однозначно выигрывающая сторона. Дело не только в том, что Пекин продемонстрировал умение урегулировать как будто неразрешимые конфликты. Но и в том, что этот эпизод допустимо воспринимать как часть глобального противостояния с США и разрушения Pax Americana.

Конфликт иранцев и саудитов был мутной от крови и нефти водой, в которой американцы успешно ловили рыбу. Противостояние Ирану стало фундаментом их современной политики на Ближнем Востоке. Теперь фундамент разваливается, партнер Китая – Иран от этого усиливается, и происходит это именно тогда, когда Тегеран воспринимается американцами как опасный враг острее, чем обычно (из-за возможной войны с Израилем и из-за той поддержки, которую Тегеран оказывает России, извлекая собственную выгоду).

Есть гипотеза, что альянс Запада с саудитами, направленный против Ирана, изрядно навредил всему миру еще и тем, что привел к непропорциональному развитию шиизма и суннизма. Пока центр шиизма подавляли, сунниты переживали новый религиозный ренессанс при том, что их оппоненты, как считается, воспринимают мир более мистически, а потому веротерпимее и менее склоны к экстремистским формам прозелетизма.

Впрочем, это всего лишь теория, а то, что у американских стратегов на Ближнем Востоке теперь земля из-под ног уходит, факт. Президент США Джо Байден и вовсе отреагировал на новости из Пекина так, будто из-под его ног земля уже ушла и ударила в голову.

В ответ на вопрос журналиста о произошедшем, глава американского государства заявил, что улучшение отношений Израиля (!) и соседей «на пользу всем». Как говорится, занавес.

А что для Байдена и США в целом занавес, то для Ближнего Востока новая надежда. Надежда на врачевание тех ран, которые гноятся десятилетиями и веками, и может быть даже тех, что родом из позапрошлого тысячелетия.

Источник